Какое значение это имеет и почему исламистская группировка, стоящая у власти, вообще проводит выборы — в авторской колонке на Tengrinews.kz объясняет политолог и историк Султан Акимбеков.
Голосовали, но не все
Сами выборы 5 октября были непрямыми — депутатов выбирали выборщики по провинциям. В трёх из них голосование отложили, сославшись на проблемы с безопасностью.
Одна из неизбиравших провинций — это Эс-Сувейда, где в июле 2025 года были вооружённые столкновения двух общин — друзов и бедуинов.
Две другие — Эр-Ракка и Эль-Хасака — контролируются курдскими вооружёнными формированиями.
Для этих трёх провинций оставили 21 депутатское место из 140. Ещё 70 депутатов назначает лично временный президент Ахмед аш-Шараа.
10 мест получили представители меньшинств — два христианина, два алавита, один туркмен, курды. По официальным данным, из 119 делегатов — пять женщин (четыре процента).
Новый парламент выбран на 30 месяцев с возможностью продления этого срока. Естественно, что такой вариант укрепляет положение нынешней власти. С формальной точки зрения выборы всё-таки произошли, и это было одно из требований международного сообщества к Аш-Шараа. Пусть даже они не были прямыми.
В исламском мире не было традиции проводить выборы
В данной ситуации всех устраивает тот факт, что Аш-Шараа и его организация сделали существенный шаг в сторону республики. Напомню, что нынешний временный президент Сирии ещё год назад возглавлял исламистскую организацию "Хайят Тахрир аш-Шам" ("Организация освобождения Леванта").
Именно её боевики свергли в декабре 2024 года режим бывшего президента Сирии Башара Асада. Организация была образована в 2017 году в провинции Идлиб и объединяла целый ряд групп радикального толка, среди них была "Джебхат ан-Нусра" (запрещена в РК — прим. редакции), которая входила в состав "Аль-Каиды" (запрещена в РК — прим. редакции), но затем разорвала с ней отношения.
Здесь важны не тактические отношения между разными исламистскими группировками и даже не характер их деятельности, а их подход к государственному строительству.
Снос памятников во время свержения режима Башара Асада в Сирии, декабрь 2024 года. Стоп-кадр из видео в соцсетях
"Хайят Тахрир аш-Шам", по сути, являлась второй подобной преимущественно религиозной организацией, которая в последнее время пришла к власти в мусульманской стране, первой было движение "Талибан".
Стоит напомнить, что талибы не считают необходимым проводить выборы. Они исходят из понимания организации мусульманского общества как общины с единством светского и духовного принципов управления.
Если бы по этому пути пошли представители "Хайят Тахрир аш-Шам" — что теоретически было возможным — это был бы уже второй такой случай в мусульманском мире.
Конечно, в его истории не было традиции проводить выборы до того времени, пока не стало сказываться влияние европейских государств. Но принцип разделения светской и духовной власти, так или иначе, существовал примерно со времён Омейядов (династия правителей, основанная в 661 году и правившая в Дамасском халифате до середины VIII века — прим. редакции).
Например, халифы из сменившей её династии Абассидов первоначально объединяли оба начала, но затем стали представлять духовную власть при правлении курдских и тюркских эмиров.
Османские султаны формально объединяли светскую и духовную власть, но при них было сословие улемов (знатоки ислама, богословы — прим. редакции) во главе с шейх-уль-исламом.
Сенусиды в Ливии (правившая в 1837—1969 годах династия — прим. редакции) сначала представляли Суфийский тарикат Сенусия (религиозно-политический орден, основанный в 1837 году в Мекке Мухаммадом ибн Али ас-Сануси — прим. редакции), а затем стали эмирами.
Потом их свергли революционеры. Среди них был Муамар Каддафи, при котором в Ливии была деспотия под формальным лозунгом широкого народного представительства.
В тех мусульманских странах, которые не были колониями европейских держав, существовали свои сильные движения за конституцию — в Османской империи, шахском Иране, в Афганистане при эмирах. В Турции после реформ Ататюрка существует относительно эффективная система выборной демократии, не без издержек, конечно.
Но всё же европейская культура оказала большое влияние на политическое движение в исламском мире в сторону республиканской модели правления. В первую очередь — за счёт институтов; особенно характерны они для бывших владений Великобритании: Пакистан, Малайзия, Сингапур. Выборная система функционирует и в Индонезии.
Но ещё одним следствием колониального правления европейцев стало возникновение в исламском мире идеологических движений, которые выступали за возврат к ценностям первоначальной исламской общины. Это было одно из проявлений реакции на доминирование Европы. Последнее рассматривалось в качестве наказания общине за отказ от ранних ценностей. Здесь были разные формы выражения этой идеи.
- Одни стремились вернуться к моменту самой первой общины, когда власть не была разделённой, среди них были некоторые салафиты. Хотя в монархиях Персидского залива большинство — салафиты.
- Другие ориентировались на более поздние времена, когда большое влияние имели улемы — примерно такую идеологию поддерживает деобандийское направление в исламе, к которому принадлежит "Талибан".
- Третьи призывали, наоборот, ослабить влияние улемов, которые не дают возможности конкурировать с Западом на почве образования и государственных институтов.
В своё время такую идею поддерживали джадиды в Российской империи (члены прогрессивного движения российских мусульман, возникшего в конце XIX — начале XX веков — прим. редакции), а также организации, близкие к "Братьям-мусульманам" (запрещены в РК — прим. редакции). Они признают политические партии и участвуют в выборах.
При этом они опираются на идеи социальной справедливости, в том числе выступают против традиционных элит, которые обвиняют в коррупции. Классическим примером является агитация "Талибана" против представителей старой афганской элиты с их часто роскошным образом жизни.
Хотя и в этом случае история повторяется. Многие массовые движения в исламе и не только опирались на идеи справедливости и равенства, в том числе и на религиозной основе.
Если они приходили к власти, то обычно трансформировались в обычные для своей эпохи государственные образования. Собственно, главный вопрос к движению "Талибан": какой в итоге будет модель его государственности?
Сегодня в какой-то мере уже происходит эволюция государственного устройства Афганистана при власти талибов. В стране есть институты, которые занимаются общими задачами — экономикой, торговыми отношениями, безопасностью — министерства, армия, полиция. Кроме этого, есть те, кто больше занят духовными вопросами, немалое влияние имеют улемы. То есть де-факто уже существует распределение полномочий между светскими и духовными функциями управления. Хотя де-юре власть находится у людей с религиозными званиями, что всегда было типично для "Талибана".
Но у них сегодня нет никаких причин соглашаться с самой концепцией выборов как с формой более справедливого представительства во власти разных общин — национальных и религиозных. Потому что они представляют главным образом интересы пуштунской части афганского общества. Выборы означали бы, что во власти окажется много выходцев из разных групп — таджиков, узбеков, хазарейцев, исмаилитов, туркмен, чараймаков и других. Так как на выборах общины голосуют только за своих.
Президент Сирии Ахмед аш-Шараа, второй справа. Фото: государственное сирийское информагентство Syrian Arab News Agency (SANA)
Зачем Сирии выборы?
Собственно, и в Сирии у Аш-Шараа и его сторонников из бывшей "Хайят Тахрир аш-Шам" нет никаких причин соглашаться с прямыми выборами. Они отдают себе отчёт, что в таком случае в парламенте, кроме суннитов, будет очень много представителей национальных и религиозных меньшинств — алавитов, христиан разных конфессий, друзов, курдов, туркоман.
За годы гражданской войны национальный состав в Сирии сильно изменился. Понятно, что среди примерно 6-7 миллионов беженцев преобладали сунниты, представители которых в основном участвовали в борьбе против правительства Асада. Они также составляли большинство среди погибших в этой войне — как в силу преобладания в численности, так и вследствие того, что именно населённые суннитами районы находились под ударами правительственных войск. Это главным образом территории вокруг Алеппо, Хама, Хомс, а также пригороды Дамаска, например, Восточная Гута.
Стоит также отметить, что многие внутренние мигранты, которые бежали в провинцию Идлиб, тоже были суннитами.
В то время как среди сторонников Асада преобладали алавиты, христиане, часть городских суннитов. Сирийские друзы сохраняли нейтралитет, поэтому они были мало затронуты миграцией.
Соответственно, к 2024 году доля групп, которые поддерживали Асада, в структуре населения заметно увеличилась. Если, согласно переписи 2011 года, арабы-сунниты составляли примерно 65-70 процентов населения в 22 миллиона человек, то в 2024-м их было уже явно меньше половины из оставшихся в стране после войны.
Можно добавить, что оптимистические демографические данные исходят из сегодняшнего общего населения Сирии в 24 миллиона человек, но другие источники называют численность от 15,5 до 20 миллионов человек.
Если согласиться с цифрой в 15 миллионов, тогда, к примеру, алавитов стало около 20 процентов по сравнению с довоенными 13 процентами.
Собственно, поэтому на нынешних выборах власти опираются на результаты переписи 2011 года — они представляют в первую очередь суннитскую организацию религиозного толка и явно не готовы испытывать её власть на всеобщих выборах. Тем более что большая часть беженцев всё ещё не спешит вернуться в Сирию.
Если бы они организовали всеобщие выборы, то 10-12 процентов в парламенте заняли бы представители курдов, 10-15 процентов — алавиты, 6-7 процентов — христиане, ну и по 3-4 процента — друзы и туркоманы.
Стоит выделить ещё и отдельные бедуинские племена, которые составляют внушительную часть населения востока страны, где находится Сирийская пустыня.
И даже в случае возвращения беженцев, в основном суннитов, нет гарантии, что они автоматически поддержат действующего президента Аш-Шараа и его окружение. Большая часть сирийских суннитов — городские жители, многие из которых ориентируются на светские партии.
В первую очередь, это выглядит как жест в сторону США, Европы и, безусловно, стран Персидского залива. Это даёт возможность снять ограничения на взаимодействие с Аш-Шараа и его командой. Условно говоря, присутствие в парламенте нескольких женщин, христиан и алавитов придаёт относительную легитимность нынешним властям в Дамаске.
В то же время это показывает, что намечается движение в сторону условной республики — раз уж речь идёт о подготовке конституции, а не о более традиционной модели организации исламской общины.
Движение "Талибан" теоретически тоже могло пойти по этому пути. Это не отменяет их власти, но позволяет снять ограничения при взаимодействии с внешним миром.
Сирийский опыт демонстрирует: хотя в политике Запада идеология и сохранила своё значение, но становится всё более формальной. Теперь достаточно сделать жест и соблюдать некоторые правила.
В данном контексте Сирия, впрочем, как и Афганистан, интересны тем, что такая тактика связана с выходом из жёстких внутриполитических кризисов, которые при этом являются следствием многих экспериментов, приведших к острой внутренней конкуренции и частичному разрушению государственных институтов.
Парадокс заключается в том, что выход из многолетних кризисов фактически возглавляют бывшие радикальные религиозные организации. Собственно, это ещё один эксперимент.
Читайте также:
Сирия возвращается к жизни? Как страна меняет баланс в регионе и что это значит для Казахстана
Почему Афганистан и Пакистан атакуют друг друга. Политолог о мотивах каждой стороны
Эта война уже не за территорию. Политолог об осенней фазе российско-украинского конфликта